НЕОБХОДИМЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ «ВДОГОНКУ»
Aug. 4th, 2009 05:00 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Во-первых, конечно же, на самом деле нет никаких особенных «двух альтернативных способов видения». Это выражение – просто попытка как-то описать по отдельности два крайних состояния одного и того же. Впрочем, к этому моменту это уже и так должно быть ясно.
-
Яркий свет, воспринимаемый физически, ум почти всегда принимает за «ясное понимание ситуации» и очень этим убаюкивается. Стоило бы взять за правило периодически себе напоминать, что – вопреки «очевидному», и это удивительно и забавно – это всего лишь четкое «виденье» мозгом окружающей тело обстановки, насколько позволяют оптика и зрительный анализатор. Т.е. тело/ум сейчас «знают» обо всем, что происходит вокруг, «уверены», что легко заметят все, что могло бы их заинтересовать в плане биологических необходимостей – и только на этом основании мозг позволяет себе с чистой совестью снизить концентрацию внимания и «приглушить» интеллект. Просто чтоб зря не жечь эту свечку, когда и так светло. Хотя на самом деле – и это факт – без этой свечки человек сидит в полной тьме, и всю жизнь вообще проводит на ощупь – как бы ярко при этом ни сияли в уме сочные, выпуклые, и во всех деталях различимые – самые разадекватные образы реальности.
-
Самое распространенное «возражение» против самого подхода, лежащего в основании всех подобных занятий (а значит, и против самих этих занятий) – выскакивает в уме автоматически, и на начальном этапе может реально мешать. Поэтому с ним надо бы разобраться заранее.
Звучит оно примерно так: «пропаганда безответственности: если меня нет, значит – и других нет, и незачем о ком-то заботиться. Фу, как неприятно!». То есть идея о возможном отсутствии личности часто вызывает отторжение, и такую реакцию можно было бы принять за «уловку ума» или «попытку эго защититься от угрожающего его существованию сомнения» – если бы эго вообще могло проявлять какую-то сознательную активность. Но, поскольку у того, что реально не существует, не может быть и никаких, ни сознательных, ни бессознательных, позывов к самосохранению, объяснение должно быть каким-то другим.
Можно было бы предположить, что в таких случаях действует проекция «собственных» страхов и недоверия к себе же. Типа, «без Бога все уйдут в нигилисты; если Человека нет – что ж, значит, все позволено?! Жри-гуляй, хищная природа?! И лучше иллюзия высшего контроля и страх наказания, чем полная анархия» и т.д. – как бы проявление подсознательного убеждения, что все до сих пор не скатилось в тартарары только потому, что в голове – «я» с дубинкой, на небе – Бог с молнией, и вместе мы, как умеем, сохраняем мир от полного сползания в дикий хаос. Короче, внутренний партком неприятен, но необходим – и где-то даже является вершиной эволюции. Еще, бывает, всплывают слова «этика», «моральный закон», «чувство долга» и некоторые другие симптомы подсознательного креационизма. Т.е. «за скобками» предполагается, что моральный закон и этика ну уж точно никак не могут вырастать естественным путем из самой Природы – и, значит, были спущены сверху Богом (теперь – его местным заместителем, Человеком (который, ага, венец творения и Царь Природы, и на этом основании как бы даже уже и вне ее, и слегка сверху)).
На нашем, относительном, уровне – людям, придерживающимся такого подхода, можно было бы пожелать сами обнаружить, где они совершают логическую ошибку; возможно, это стало бы для них новым, освежающим знанием о самих себе в плане собственных бессознательных установок. Или даже подтолкнуло бы к самообразованию: эта тема исчерпывающе и аргументировано закрыта учеными-этологами годах еще в 70-х прошлого века. И могут, и вырастают, и «альтруизм» в дикой природе, так смущавший философов, давно объяснен и элементарно выводится из биологических же законов – да и откуда еще, если подумать, могли бы взяться все т.н. «человеческие» качества, якобы такие исключительные, как не из нормально развивавшихся инстинктов и рефлексов?! С неба, разве что, упали, записанные на таких специальных каменных табличках… Ну, или могли закрепиться и развиваться, если отбор благоприятствовал их закреплению и развитию – тут уж дело такое, кому какое объяснение ближе.
И все же. Все же. Как ни крути, «сами по себе» знания или убеждения – ошибочные они, или верные – не могут же защищать сами себя и бороться с конкурентными. И если никакой личности, способной соглашаться или возражать, в природе не существует (а это мы, вроде бы, уже установили) – должен быть какой-то биологический механизм, вызывающий такого рода сопротивление.
Правдоподобное объяснение существует, и это все та же любопытная теория по поводу «борьбы идей» – существующих в устойчивой форме блоков информации, которые ведут себя подобно вирусным программам, как бы «заселяющим» мозг, как биокомпьютер. Так же, как и живые организмы-паразиты, эти программы «конкурируют» за дающее им жизнь внимание и «управляют» в собственных интересах своими носителями через контроль и гиперстимуляцию сложившихся естественным путем рефлекторных механизмов. Такой, как бы новый виток эволюции, но уже на уровне информации, для которой вся прежняя биология является просто субстратом или полем деятельности. Идеи, действительно, проявляют все основные признаки: и мутации есть, и отбор, и формирование устойчивых конструкций из более простых блоков-элементов. По крайней мере, объясняло бы все идеологические конфликты, с их дикой нетерпимостью к противнику, «зараженному» альтернативной идеей, агрессией выше всякой биологической целесообразности и стремлением насадить копии собственно «картины мира» в максимально доступное число свободных голов, всех же прочих – удалить с арены максимально быстро. Мессианство, опять же, – то попы, то коммунисты, теперь демократы-либералы-рыночники… Террористы-смертники, обет безбрачия, прочее безоглядное «пожертвование» биологической задачей и даже жизнью – если только идея этого «требует». Видимость сознательной деятельности, вызываемой полностью бессознательными процессами и приводящей к созданию массы нелепых, нелогичных, внутренне противоречивых – и прямо противоречащих объективно наблюдаемым фактам – доктрин и систем.
Видимо, где-то в этой стороне и лежит более близкий к истинному положению дел ответ.
В конце концов, есть же у мозга способность активно усваивать язык и нормы языка, и «с двух до пяти», действительно, впитываются не только слова и правильность/неправильность форм, но и вся грамматика в целом: склонения, и должные сочетания слов в предложении и т.д. – нормальное развитие естественной, природной, необходимой для выживания способности к раннему усвоению сигнальной системы сородичей. Чьи мозги на это были в раннем возрасте менее способны – путали крики или воспроизводили с ошибками – имели меньше шансов эту свою особенность устройства передать потомству. Просто не доживали до репродуктивного возраста. И наоборот, особь с наиболее развитой способностью к наиболее раннему, максимально полному, правильному и безусловному обучению в плане языка – явно же получает большее преимущество. Так, постепенно, необходимые для речи структуры и развивались, и усложнялись от поколения к поколению.
А что такое «чувство языка», если из мозга смотреть? Словарный запас и «понимание» правильных окончаний и порядка слов в предложении – это же просто образование именно тех устойчивых нейронных связей, которые при проскакивании импульса именно по этим путям – «выдают» дальше и запускают именно ту последовательность команд, которая на выходе звучит как «правильное» слово в правильной форме. Плюс подавление всех возможных «неправильных» вариантов путей прохождения сигнала.
Если уже года в три человеческий детеныш старается говорить правильно, и сам исправляет свои ошибки, а в четыре – не путает порядок слов и говорит грамотными, в целом, предложениями, значит, как-то же его мозг с задачей справляется, да? А бесспорное эволюционное «требование» четко воспроизводить именно правильные последовательности сигналов должно же формировать мозг, «стремящийся» усвоить все эти щелчки и свисты, и как-то там у себя руководить выбором правильно/неправильно – да хотя бы даже наказывая чувством дискомфорта за ошибки. Если когда-то они могли стоить жизни, что бы и не закрепиться такому наказанию, раз оно позволяло от ошибок воздерживаться?
И сейчас эти самые устойчивые нейронные связи (ну, или как там оно организовано) позволяют, сформировавшись, соединять сигналы в правильной последовательности, в зависимости от «соседних слов». Корова же не лакает – она может мычать или бодаться; а если лакает – то это собака или кошка, которые еще могут гавкать или мяукать – но никак не пастись (да, на лугу!) или кукарекать, – это же любому детсадовцу ясно! Так почему бы этой усвоенности правил не распространяться и выше, на уровень предложений и групп предложений, с «допустимыми» и «недопустимыми», в соответствии с привитой в ходе обучения нормой, сочетаниями и вариантами сочетаний?
Вполне себе такой вероятный фундамент, на котором могут и более сложные «паразиты мозга» поселиться; те же, к примеру, религиозные идеи, которые по материальной своей форме для мозга – всего лишь «комфортные» и «дискомфортные» при их активизации крупные «блоки» из таких нейронных связей. Объясняло бы, кстати, и принципиальную беззащитность перед любой идеологией в раннем возрасте – адаптивная же в природе способность, умение некритично и безусловно «впитывать» нормы, правила и установки насчет устройства окружающей действительности – и сопротивление при смене этих базовых знаний на другие: для мозга это все равно, что «говорить неправильно», т.е. раздражает и требует немедленного исправления. Имеем споры о футболе и политике, как одни из самых непримиримых, и много чего еще.
Не только отдельные слова «выскакивают» в ответ на другие отдельные слова («Спартак» – «чемпион»; «буддизм – Гребенщиков»; «партия» – «ум, честь и совесть нашей эпохи» или «наш рулевой»), но и целые фразы как бы сами собой требуют произнесения в ответ других фраз, в рамках набора, сочетающегося с заявленной темой, и с постоянным учетом того, что еще могло бы произнестись, – учитывая, опять же, как последняя произнесенная изменила или расширила выбор возможных вариантов.
Фатическая речь «о погоде» или «о ценах» как бы «говорит сама себя» – и, в общем-то, не так уж это и «как бы». Имеем бытовое общение, могущее протекать вообще без участия сознания – аналог дистанционного поглаживания, пощипывания и самопозиционирования (кстати, и контр-позиционирования, в виде «сплетен» об отсутствующих). И всё – взаимодействие кодов и символов, включенных в, опять же, иерархические структуры, – просто перемигивание двух маяков. Но социальная функция – несомненна, и помогает маркировать «свой/чужой». Особенно, когда народу вокруг уже больше, чем близких родственников, просто по внешности всех не упомнишь, а затесавшийся чужак (в нормальной природе для мозга – «враг», однозначно) еще, может, и мог бы говорить на общем языке, но на знании «наших» фольклора и разделяемой всеми основной идеи – уж точно проколется. Арго, феня и прочие специализированные коды, как способ самоидентификации… Ну, и все такое.
Короче, непривычные слова в непривычных сочетаниях должны как раз настораживать и взывать к отпору – чисто биохимически, тут и осознанного «понимания» никакого не требуется.
И хорошо еще, что любопытство и способность/склонность удивляться новому – тоже имеют в природе адаптивное значение, и до нас дошли относительно развившимися. Иначе вообще любое познание было бы невозможно: сидели бы себе до сих пор на ветках, пересвистывались… Беда только, что как и все наиболее поздно образовавшиеся структуры, эти лежат выше безусловно включаемых, и требуют внимательной среды для активизации и «обучения» – а среда в целом построена на стимулировании как раз более древних областей, как наиболее легко включаемых и интенсивно «отвечающих». Где, в основном, и вынуждено «пребывать» сознание, раз в коре никакой заметной и привлекающей внимание активности не происходит (не физически, ясное дело, пребывать – пребывает оно, единственно, само в себе – но этот рассеянный всюду свет сам себя увидеть никак не может – только в виде «волн»; где происходят, там и заметны, что уж тут переживать…).
Одним словом, из разоблачения иллюзорной природы своего «я» – вовсе не вытекает автоматического вывода о необходимости прекращения какой-либо активности.
Ну, если подумать: прекращение эгоистического поведения – разве не оставляет больше времени и сил на все остальное? Смягчение, или даже полное исчезновение собственного страдания – разве отменяет способность того же мозга сострадать? Если известно, что причин переживать и бояться никогда и не было – разве страх и волнение других, кому это еще не известно, становятся от этого менее заметными, или менее для них реальными?
Пересмотр и отмена «собственных» ошибочных установок разве превращает человека в бесчувственного болвана? Большая «собственная» свобода – разве освобождает от всех прежних обязательств, долгов, морали и этики?
Наконец, все то, что раньше мотивировало, «заставляло» действовать в пользу «себя» или «других», короче – вызывало некую активность – разве оно исчезает или перестает все так же мотивировать и заставлять только потому, что кто-то перестал приписывать эту активность виртуальному образу себя? Или, может, это образ себя раньше действовал, или бездействовал, или кому-то помогал?
Если осознание нужд «других» запускало в этом теле цепь реакций, приводивших к каким-то действиям – с чего бы этому всему вдруг прекращаться лишь от понимания того, что предполагаемого «делателя» и раньше-то никогда не было в качестве реально действующего субъекта? Не иллюзия же, в конце концов, «приводила» к этим действиям – они просто совершались, и уже потом приписывались тому, что реально не существует.
Переставая держать часть ума прикованным к этому «себе», самого сознания никто же не теряет – оно просто чуть меньше искажается, только и всего! Образ «других», обнаружившись, как удобное для ума упрощенное обозначение – не приводит же к исчезновению самих по себе тех, кто этим образом обозначается, со всеми их нуждами, потребностью в защите, внимании и любви – т.е. с тем, что обозначается этими словами! Наоборот, избавившийся от «я» человек перестает остро ощущать эту воображаемую границу между собой и другими; все его действия совершаются, в общем, для себя, – просто теперь в это новое «себя» становится включенным весь мир…
В общем, при возникновении внутренних или внешних сомнений по поводу безответственности, прострации или растительного существования, в которые, якобы, должен моментально впасть любой, отказавшийся от идеи собственной личности – стоит помнить, что это всего лишь автоматически включающаяся, биологически детерминированная защита, которая и вызывает к жизни подобные смехотворные опасения. Ни биография, ни собственные заявления всех известных на данный момент освободившихся, ни элементарный здравый смысл – не дают никаких оснований подозревать их в безразличии, апатичности и – какие там у нас еще аналогии обычно связаны с образом пробужденного существа? – да, пожизненное сидение в позе лотоса. Глупости все это.
Нужно набраться мужества и признать, что всё поведение человека – и «хорошее», и «дурное» – и раньше, и сейчас определялось просто его устройством, и руководилось заложенными и приобретенными программами. Единственное, как в этом поведении могло участвовать «я» – поведение корректировалось с учетом «своих» интересов, часто надуманных. И скорее уж это обычное наше состояние следует признать растительным – или животным, кому как больше нравится.
-
Последнее. Исчезновение фонового напряжения в психике, сопровождающее работу без образа «себя» в качестве работника, объясняется, как кажется, тем, что в обычном режиме мозг не только постоянно корректирует это представление о себе как движущемся организме, «перерисовывая» образ тела при каждом совершаемом движении, – но и как бы слегка путает образ с собственно телом. То есть, помимо двигательных импульсов к реальным мышцам, начинает заодно генерировать команды для такого же точно управления образом тела. Пытается «заставить» двигаться изображение так, словно оно тоже находится под его контролем и требует управляющих команд для координации, сохранения равновесия, дыхания, всей мелкой моторики и проч. – короче, делает двойную работу, половина которой вообще не имеет «адресата». И, вероятно, часть этих избыточных команд «канализируется» естественным путем (а куда бы им еще деваться?) – т.е. сонакладывается с уже прошедшими к реальным мышцам импульсам, «усиливая» их без всякой реальной в том необходимости.
Если так, тогда становятся понятными многочисленные описания субъективного чувства «легкости», «почти порхания» и т.п., замечаемых после очищения ума от присутствия там этого самого «делателя дел» – просто-напросто, по контрасту с прежним чрезмерным напряжением, новое, менее энергозатратное поведение ощущается особенно остро. И см. на ту же тему китайский у-вэй и их же настоятельные требования «моментального следования дел за принципами» – так, чтобы «между мыслью и действием не оставалось ни малейшего промежутка». Вряд ли они так уж глубоко знали физиологию мозга; просто эмпирическим путем пришли.
На этом, собственно, все.
Шахеризада завязывает с дозволенными речами.
Всем счастья-удачи.