Тревога и беспокойство как результат эгоизма

[li_hin]

Вообще, беспокойство, как побудительный мотив к любым действиям, стоило бы рассмотреть в эволюционном контексте. Очень уж распространенное состояние, не иначе – биологического происхождения. Каждому же знакомо, в той или иной степени: от легкой суетливости ума типа «заноза в заднице» до всепоглощающей тревожности, напрочь блокирующей волю и всякую высшую нервную деятельность. В острой форме приводит к отключению творческой способности, возможности сострадать, наслаждаться жизнью и проч. Лишает, то есть, всех человеческих радостей. С чего бы это вдруг, а главное – зачем это беспокойство природе нужно?

Как действующее начало в психике – достаточно мощный отрицательный стимул, который сложно игнорировать, требующий принятия срочных мер для скорейшего прекращения этого самого беспокойства. Вероятно, когда-то было важной частью автоматической системы самосохранения, чем-то вроде рефлекторного ответа психики на угрозу жизни, поскольку, кажется, как-то связано с субъективно крайне неприятным чувством разделенности.

Если так, этимология могла бы быть, например, такой: организм, «воспринимающий» себя, как единое целое, должен бы всячески избегать ситуаций, в которых видит себя отдельно от одной из своих частей – оторванная конечность, или, там, перекушенное пополам туловище явно же не повышают шансы на выживание. Легко представить, что отбором будет закрепляться эффективный механизм отрицательной обратной связи, «наказывающий» мозг через электрохимию – даже в случае простой угрозы подобной ситуации, для чего и болевой центр сложился. То есть логика команд такая: фрагментизации целого – избегай, распавшееся на части ощущай, как нарушенное, т.е. нечто плохое и нежелательное, и испытывай боль, чтобы в будущем избегать. Очень полезная, очень древняя и полностью автоматическая система (или подсистема), встроенная в мозг «для выживания».

Возможно, на том же фундаменте у нас в детстве – самом даже неосознанном – повышенная индоктринация: автоматически и некритично воспринять господствующие в твоей группе стили, коды поведения и вообще систему взглядов, да язык тот же, как частный случай – не отломиться от целого. Даже еще до всякого опыта жизни белой вороной, и до возможных прогнозов на этот счет. Чуть позже быть как все, со всеми – комфортно, отличаться – физически неприятно. У каждого – надежный механизм ощущения «текущего гештальта», и стремление из него не выделяться: слово «отщепенец» безошибочно узнается, как негативная характеристика. Сюда же – мода, т.н. «Дух Времени» и проч. Что важно – сама механика реакций на цельность/раздробленность должна возникнуть задолго до социальных животных и даже вообще появления ЦНС. Безусловный рефлекс.

Болезненное отношение к хаосу, дисгармонии, несвязности. Рефлекторный же позыв нарушенную гармонию срочно восстановить (примирить, например, ссорящихся, особенно – пару (бывшее целое)). Сложить, построить, починить – приятней, чем сломать или разобрать. Везде целое – хорошо, а разъединенное – плохо. До курьезов: сообщение «найден расчлененный труп» явно же вызовет более острую реакцию у публики, чем просто «найден труп». Хотя, казалось бы, труп – он и сеть труп, бесповоротно мертвое тело. С чего бы еще и на его расчлененность как-то особо реагировать? А вот поди ж ты, – первый вариант более рейтинговый, и в детективе тревожней смотрится, и надежней эмоциональный ответ провоцирует.

Тот же, вероятно, древний механизм используют и всякие паразиты сознания: разного рода сектантство, оппозиция генеральной линии, инакомыслие и вообще альтернативные модели поведения или социального/политического/мировоззренческого устройства – изначально ощущаются, как болезненное нарушение привычной цельности, а уже на инстинктивный сигнал опасности накладывается паразитическая команда атаковать, не жалея ни своих, ни чужих. Тут уж естественный отбор и конкуренция среди информационных протоорганизмов с использованием носителей.

Тезис и антитезис никак спокойно не воспринимаются – непременно нужен синтез, для душевного/интеллектуального комфорта. Ну и т.д.

На уровне т.н. «индивида» картина та же. Для тела вся эта древняя механика адаптивного значения не утратила и в целом работает эффективно – помогает, то есть, избегать деконструкции. Но вот, будучи перенесенной в сознание… Тут возможны варианты.

Самое подлое извращение биологии – т.н. «желание». Делай раз – имеем образ себя, обладающего какой-то вещью, контролирующего некую ситуацию и вообще – получающего удовольствие. Делай два – замечаем разрыв между образом себя сейчас, и того, в будущем. Все, рефлекс включился: страшное, болезненное ощущение неполноты, нехватки, «что-то не так». И беспокойство гонит вперед, хоть по головам, любой ценой, так, как будто действительно есть реальная угроза жизни. А то, что при этом себя приходится еще и сдерживать, учитывать интересы окружающих и те же правила приличия, только добавляет напряжения. И «хочется», в общем, даже уже не самого предмета, а просто ощутить, наконец, покой – а он никак невозможен, пока оба образа себя не сольются опять в один.

Главное, осознать абсолютную механистичность таких «собственных устремлений» нет почти никакой возможности. В норме же степень интенсивности все-таки не та, чтобы появилась потребность разобраться, и в психике одновременно присутствует множество прочих процессов, наконец, «это же я замечаю желание, оно же в моем уме, следовательно, оно мое» – анализировать незачем, игнорировать нет оснований. Еще и вектор, по определению, направлен «наружу», в фокусе внимания именно объект, а хочется-то разного и из многих областей сразу – и пирожок с капустой, и гармонии в личной жизни, и работу сменить, и чтоб дрель за стеной стихла – плюс мысленная активность, сопровождающая каждое из желаний. Как, спрашивается, в такой ситуации можно обнаружить, что в основе всей этой пестроты лежит одна и та же пошлая автоматика?!

[Кстати. Забавно вот что: похоже, что один и тот же слепой инстинкт, гонящий к максимальной цельности везде, где замечена «разорванность», приводит и ко всем знакомой «погоне за счастьем» (которая только усиливает иллюзорную, но болезненно переживаемую отдельность от всего прочего мира), и к т.н. «духовному поиску» – стремлению растворить себя в Абсолюте.]

И это только кажется, что дело в самом предмете. По биохимии тут вовсе не охота (увидел, мобилизовался, если не догнал ­– переключился без самонаказания). Желание, то есть импульс, субъективно воспринимаемый как желание – именно тот, самосохранительный и древний, как первые черви, – всеми силами избегать разделения системы как целого на фрагменты, с депрессией и прямо смертной тоской/беспокойством в случае неодолимых препятствий. Какой-нибудь там гипоталамус разницы ведь не видит между телом и образом тела: разделение есть разделение, прямая угроза цельности, и для него это просто более или менее «комфортные» блоки импульсов. Скорее уж, это сам полезный для жизни охотничий инстинкт «нарос» когда-то на этом основании.

Но. В случае удачной охоты организм получает положительное подкрепление – эндоморфинчику там, сытость, опять же, сама по себе награда. А реализованное желание – это просто отмена негативного подкрепления; временное прекращение беспокойства, отключение сирены и сигнальных огней опасности. Ум же пребывает в легком недоумении: столько было обещаний и суеты, а радости особой ни от этой игрушки, ни от этого человека как бы и нет. Эффект Нового года. Да и достигнутый в итоге покой никогда не бывает настолько полным, чтобы на нем остановиться: всегда есть другие фантазии о себе, любая из которых легко становится новым желанием, и вот уж оно-то точно принесет настоящий кайф…

Короче, хотеть для себя, любимого, чего-нибудь полезного или приятного ­– это одно, а испытывать беспокойство, что что-то не так с текущей ситуацией и с этим срочно нужно что-то делать­ – совсем другое. «Что-то не так» – это нарушена цельность, и вместо приятной и успокоительной гармонии ум, корчась, мучается от мнимой разорванности.

И это противоречие и дискомфорт, пусть и почти всегда неосознаваемый, сопровождает нас всю сознательную жизнь – как томительное чувство неудовлетворенности, беспокойство или разочарованность – у кого как. Фоновый такой стрессок, попыткой убежать от которого часто и служат все эти многочисленнее желания, еще и раздуваемые целыми индустриями. Просто потому, что в самом фундаменте личности лежит этот базовый разрыв на «себя» и «все остальное». Хорошо было червякам, они себя как личность не осознавали, и к изображению «внешних» предметов, находящемуся в той же голове, не стремились. А у нас механизмы те же, но плюс самосознание. Когда «я» выделен из целого мира – шансов вернуться к подлинному чувству безопасности и целостности нет по определению. Либо всякие эрзацы, временное забытье и попытки отвлечься – либо, уж извините, полный отказ от эго.

Буддхам шаранам гаччхами.

Два еще момента.

Негласный общественный договор прямо заставляет постоянно чего-нибудь хотеть. Если все разом перестанут стремиться к модным туфлям, новой машине или просторному дому – рухнет экономика и весь привычный мир. То есть хотеть у нас – почетно и правильно, и тот же инстинкт «не ссать против ветра» надежно удерживает редких потенциальных отщепенцев от прекращения гонки.

Если разобраться, любое желание само по себе – неприятно, как и все, что живому существу опасно или вредно, тут уж эволюция позаботилась. Удовольствие-то наступает – именно после удовлетворения желания, когда покой и ничего больше не хочется. И вот чтобы это удовольствие испытать, бедные мы снова и снова себе сначала сочиняем причину тревоги и беспокойства, огромными усилиями добиваемся ее устранения и только потом (и вследствие!) некоторое время счастливы. Когда не нужно отдельно выделять что-то «вне себя» и к этому стремиться, ум пребывает в относительной цельности, отсюда и покой и ощущение внутреннего комфорта. И вот вместо того, чтобы эту цельность развивать и усиливать, мы от нее сами же постоянно убегаем в чувство нехватки и прочую расчлененку. Даже не столько убегаем – куда ты убежишь от того, что всегда при тебе?! – просто как-то умудряемся собственное счастье не замечать. Ну не странно ли?