Кто о чем, а лысый о гармонии

Нет, ну послушайте. Все-таки. Должен же быть какой-то смысл в такой постановке вопроса.

Вот живем, как нормальные люди. Полно вокруг всего, чему можно умилиться, порадоваться, к чему стремиться и от чего убегать. Чем и занимаемся; живем полноценной насыщенной жизнью. Но это же факт: всякая т.н. «жизненная гонка» проиграна же с самого начала, просто потому, что финиш заранее ясен и мимо него никак не проскочить. И только полноценность и насыщенность текущего момента как-то не дает этот факт в полной мере не то чтобы осознать, а – к себе примерить. Ну, и еще наше чувство времени: точно знаем, что до финиша далеко. Повода пока нет в ту сторону внимательно смотреть.

И каждый в то же время слышал, хотя бы краем уха, что существует помимо нашей привычной системы координат еще и какая-то истина с большой буквы, которая как бы позволяет увидеть всю эту нашу жизнь в совершенно иной перспективе. И те, кто утверждал, что пережил такое альтернативное виденье, описывают свой опыт в таких превосходных степенях, что как-то даже боязно верить – «неужели правда?!». И еще говорят, что эта Истина доступна каждому желающему, а, будучи пережита – самоочевидна настолько, что вопрос о самовнушении, иллюзии и прочем самообмане даже не встает. Наоборот – с той точки зрения, якобы, наша привычная жизнь бесспорно выглядит сумбурным сновидением.

Что мешает проверить?

Ну да, некогда. И не настолько мучительно живем, чтобы остро хотелось смысла. И та же насыщенность жизни не оставляет места многочисленным свидетельствам очевидцев – голова-то не резиновая, в ней и насущные дела/потребности с трудом помещаются. А чего постоянно не видим – того как бы и нет. По крайней мере, нет для конкретного моего ума, которым я, на самом деле, все и вижу.

Но если посмотреть внимательно. Доступных свидетельств, как ни крути, настолько много, что рано или поздно они за какие-то пороговые значения переливаются и становятся заметны, известны и пр. И под общим ярлыком «-измов» и «морально устаревших суеверий» уже никак не помещаются. Так об чем там, все-таки, речь-то? Неужели настолько были люди дураки, что слепо верили откровенно абсурдным с точки зрения нашего здравого смысла заявлениям?

Так вроде нет же. Наоборот – сначала они проверяли и пробовали, а потом уж такие заявления сами делали, только перефразируя согласно обстановке и культурному багажу слушателей. Ну да, начиналось с допущения самой возможности, то есть элемент доверия прежним свидетельствам нужен. Но не гольная же вера. Услышал, заинтересовался, решил проверить, убедился и потом уже сам примерно теми же словами описывает, и ссылается-то уже не на то или иное священное писание – на собственный опыт, а цитаты приводит для иллюстрации. А иногда и совершенно спонтанно случалось, без всякой сознательной тяги и опытов на этот счет.

И есть, допустим, пять известных вариантов передачи этой (поверим пока им на слово) Истины. Сказать красиво – пять традиционных органов чувств, которыми человечество имеет возможность воспринимать некую Высшую, или Базовую, Реальность.

Ну да, когда некто благостный чешет на сакральной мове, и при этом одет в специальную одежду и специальными символами уснащен, это как-то слегка настораживает. Или уж ты при этом сияй, что ли, и чудотворствуй, – или говори нормально. Если сам понимаешь, о чем хочешь сказать – почему бы не говорить человеческим языком? Иначе весь этот антураж очень уж цыганский гипноз напоминает. Типа, «что же это за Истина такая, которая может быть выражена только определенными словами и для понимания которой нужно как-то специально одеваться, голову брить и особые позы принимать? А иначе что, не вставит?».

Наверное, вся это торжественность – необходимое зло. В катакомбы же к нищим аскетам никто сегодня за правдой жизни не полезет; там сейчас одни бомжи бичуют, а у них правда жизни очень специфическая и на универсальную истину никак не тянет.

Косяк-то в чем. Человек, «пришедший за правдой», он ведь первым делом замечает все эти четки, колокольчики, ладан, охру и золото – физиология восприятия потому что так велит. А тут еще и речевые обороты незнакомые и с трудом понятные, и ангельское пение с хоров. Естественным образом возникает соблазн именно это все за истину и принять. И тогда он либо плюнет и пойдет себе дачу строить, либо впечатлится и сам станет сакральные фразы заучивать и ритуалы изо всех сил исполнять, ни своего лба не щадя, ни чужого (есть странная закономерность: пока к своему «-изму» не прилепишься, чужие тебе до пизды, но как только – так вокруг сразу сплошь еретики, язычники и сектанты со своими Левыми Путями, и очень четко все, ироды, видны, и чудеса у них левые какие-то (интересно, где они все до этого были? или это мне моя Истинная Вера такую чуткость к неправде подарила?)).

И вот уже кажется, что не только сам какой-нибудь Папа Римский – непогрешим и отчасти излучает это Высшее Сияние, но и, в некотором смысле, становятся священными его тиара, ряса, патра и даже его метелка от мух и АХЧ. А отсюда один шаг до того, чтобы всякие его буллы, сутры и эдикты воспринимать прямо от Бога исходящими (а всякого педофила полагать верным Его слугой, или женатого на собственных дочерях египтянина считать родным сыном Гора, – на том только основании, что так постановил очередной верховный посредник меж богом и людьми).

И главное, опять же, никак не ясен рассказ об Истине без основательной богословской подготовки или института профессиональных комментаторов.

Но мы же знаем при этом - если забыть про форму подачи и локальные перегибы, – что сам смысл сообщения был когда-то понятен безграмотным рыбакам и охотникам, причем понятен настолько, что разом и полностью их жизнь изменил – и даже некоторые из них нам сейчас известны как патриархи и апостолы.

С позиции беспристрастного наблюдателя.

Либо это все вообще никакого отношения к реальности не имеет, и тогда относим эту тему к области занимательной этнографии и спокойно живем по-прежнему.

Либо каждый говорит о своем, и тогда вопрос о том, кто прав – дело вкуса и случая (как правило, «наша вера единственная истинная»).

Либо же все пятеро ощупывают одного и того же слона, только при этом врут как очевидцы. Но послушать каждого, вроде речь об одном и том же: о подлинной Реальности, Абсолюте, изначальном единстве. Слова, да, разные. Методы могут отличаться. То есть различия объективно есть.

Но если все пятеро правы, следует ожидать, что суть их сообщений будет: а) иметь прямое и непосредственное отношение к жизни; б) не вступать в противоречие с элементарной логикой и объективным научным знанием; в) совпадать в принципиальных моментах. Короче, у всех претендующих на знание Истины должно прослеживаться некое фундаментальное единство.

Так ведь явно же прослеживается! Формулировки и описания ощущений часто совпадают почти дословно. И методы различаются не принципиально – в основном степенью проработанности и упором на тот или иной технический аспект. И звучит каждое из пяти обещаний заманчиво, и отказа от привычных знаний, вроде, не требует – просто они в более широкий контекст оказываются вписанными – и постулируется в каждой традиции всеобщая доступность этого.

Ну и?!.

Коротко про Я

          В конечном счете (как говорят умные люди), все проблемы человека возникают от того, что он вместо своей проживает жизнь выдуманного персонажа. Собственно, и сами эти «проблемы», «страдания», мучительные «переживания разрыва между желаемым и действительным» – как и все прочие аттракционы внутренней жизни – существуют только как предположения о том, что должен ощущать этот «я» в тех или иных обстоятельствах;   можно даже заметить маленькую паузу между оценкой обстановки и появлением реакции на нее (точнее, решением о том, какая из возможных оценок/реакций будет наиболее правильной или уместной).

Забавно, что вне этих реакций «я» не существует – точнее, мое «я», это и есть живущая в памяти серия моментальных снимков различных состояний. Или, другими словами, мысли о «я» и составляют его: служат единственным его субстратом.

Этот виртуальный агент, он же «я», он же «эго», он же образ себя, он же джива («индивидуальная душа»), переживается как безусловная внутренняя реальность, некая постоянно действующая сущность, просто по недоразумению: общее для всех знание «я есть» по какому-то общему же закону не хочет оставаться безатрибутным ощущением собственного существования. «Я есть», появившись, как бы требует сказать, что именно оно есть – и путает себя с набором обусловленных психических процессов, объединенных единственно названием «я». То есть с эго.

Путаницу еще создает некритически воспринятое предположение, что факт наблюдения чего-либо (например, «себя») доказывает существование объекта наблюдения. Вредное заблуждение, – учитывая, сколько проблем от него возникает.

В случае с «я» все наоборот. Оно не сидит в сторонке, пока человек спит или в обмороке валяется, или просто отвлекся на другое. Это «я» появляется в поле видимости – именно в результате наблюдения. Как только субъект решает посмотреть, как там его индивидуальность поживает – она тут же и появляется, как будто все время здесь была. Еще раз: обращая внимание в сторону «я», мы как бы заранее знаем, что именно там увидим – и вот, пожалуйста, – видим свое «я» во всей его несомненной реальной вещественности, хотя кроме памяти о предыдущих таких же «наблюдениях», ничего там вещественного нет. Индивидуальное «я» и не может существовать никак иначе – только как объект сознания. Вне сознания, пока оно на «я» не направлено, никакого «я» нет.

А какие могут быть в сознании объекты? Только впечатления от них. Да и сами эти впечатления только кажутся чем-то более-менее вещественным, отличным от наблюдающего их сознания – все, что есть в сознании, из него же и состоит, разве нет? Голограммы, сделанные из света, и видимые только при его наличии. То есть даже если бы где-то вне сознания и существовало некое «я», – по сути, мы все равно имели бы дело не с ним, а с его изображением.

И вот на этой абстракции, на предположении, что она соответствует чему-то реальному, человек строит систему координат, в которую вписывает весь остальной мир. Если нереальна сама точка отсчета, как может остальной мир не восприниматься в искаженной перспективе? Вот он так и воспринимается. Если прочим объектам сознания хотя бы соответствуют какие-то реальные предметы (строго говоря – более или менее произвольно выделяемые аспекты неделимой реальности), то этот «воспринимающий» их субъект нереален абсолютно! Хотя вони от него – как от настоящего…

Проверить эту забавную теорию очень просто. Достаточно поднять взгляд от радужных разводов на поверхности затхлой лужи вверх – на то, благодаря чему они вообще видны. Существование Солнца не требует логических обоснований; само наличие осознавания как такового бесспорно доказывает существование Сознания. Которое и осознает само себя, все время, только под разными именами – потому что больше осознавать просто нечего. И хотя иллюзия безначальна, рано или поздно ей придет конец. Осознавание этого факта наполняет нас, соратники, невыразимым блаженством^©.

                                                                        Ом, шанти, шанти, шанти.

Гимн атма-вичаре

В сущности, чувство собственной отдельности, вызывающее столько беспокойства, даже не требует каких-то специальных усилий для его преодоления. Хотя бы потому, что это ошибочное отождествление с телом, социальной ролью или набором автономных психических комплексов (т.н. «личностью»), как кажется, само по себе уже есть результат усилия – попытки как-то отделиться от себя, чтобы себя увидеть.

Но, раз ни отдельный объект в сознании, ни любая их комбинация не могут никак быть ВСЕМ сознанием – видящий обречен всегда оставаться за кадром. Он, конечно, мог бы увидеть себя как сразу ВСЕ видимое (см. «Брахман» = воплощенная реальность), но для этого нужно как-то обходить аналитический ум, норовящий ощупывать целого слона последовательно, частями, да еще и вечно отстающий от постоянно меняющейся реальности.

Зато, если оставить попытки непосредственно увидеть видящего, его можно прямо пережить – точнее, обнаружить, что он и так все время переживается в кач-ве фона и субстрата всего привычного хаоса в уме. Для этого, как говорят, достаточно всего лишь удерживать сознательное внимание на этом чувстве «себя», и при этом заметить, ГДЕ оно, так сказать, происходит. И вот это пространство, вмещающее в себя и твое ощущение «себя», и вообще все остальное, – это оно и есть, постоянно присутствующее и не зависящее ни от чего. То, что, собственно, единственное и может видеть или не видеть: Сознание как таковое. Наша общая, единая и постоянная Реальность – которая, даже захоти она, никогда не сможет по-настоящему отделиться от себя, чтобы увидеть себя со стороны. И пусть даже не пытается! А то задолбали уже эти индивидуальности…

Судя по всему, переживание этой подлинной внеатрибутной реальности и составляет суть любого т.н. «религиозного опыта». По крайней мере, это объясняло бы, с чего оно все так воюют с ложной личностью: эго должно быть убито, ослаблено или просто разоблачено, чтобы открылось это переживание Себя, как источника и фундамента всей привычной объектно-субъектной реальности.

Чувство покоя, безопасности и ясного счастья – неотъемлемые качества этого свободного Сознания – твоего собственного дома. Неосознанная попытка их пережить или к ним вернуться – и есть то, что гонит тебя по жизни, поскольку удовлетворение интенсивного желания или устранение причины сильного беспокойства временно – до следующего отвлечения внимания – возвращает тебя к себе. Тоже, в общем, метод.

А можно просто помнить, что отдельность от себя – иллюзия. Какой смысл бегать в поисках счастья и покоя, если беспокойство и несчастье – прямое следствие этой беготни, а все, что ты ищешь и приписываешь внешним обстоятельствам – на самом деле всегда при тебе? Да и само это «внешнее» – условия жизни, люди и обстоятельства – внешние по отношению к чему угодно, но только не к настоящему тебе! Еще неплохо было бы помнить, что все, обычно называемое тобой или твоим – тебе не принадлежит, тобой не является, да и вообще – только выглядит постоянным и неизменным.  

Короче, если несчастье – следствие отделенности, оторванности от корней; если эта отделенность иллюзорна, и ты как обособленное существо – ошибка в самоидентификации цельного сознания, – прямой резон эту иллюзию раз и навсегда преодолеть.

Практики само-внимания для этого вполне достаточно: любые повседневные дела можно выполнять, «не сводя глаз» с этого чувства «себя» – тогда оно уже не ветвится бесконтрольно в виде мыслей и устремлений, и пространство сознания становится заметным. А освещенное сознанием, иллюзорное маленькое «я», в конце концов, растворится без остатка, оставив тебя тем, кто ты есть на самом деле и там, где ты на самом деле есть – в вечном и бескрайнем Бытии-Сознании-Блаженстве.

Аминь!

Тревога и беспокойство как результат эгоизма

Вообще, беспокойство, как побудительный мотив к любым действиям, стоило бы рассмотреть в эволюционном контексте. Очень уж распространенное состояние, не иначе – биологического происхождения. Каждому же знакомо, в той или иной степени: от легкой суетливости ума типа «заноза в заднице» до всепоглощающей тревожности, напрочь блокирующей волю и всякую высшую нервную деятельность. В острой форме приводит к отключению творческой способности, возможности сострадать, наслаждаться жизнью и проч. Лишает, то есть, всех человеческих радостей. С чего бы это вдруг, а главное – зачем это беспокойство природе нужно?

Как действующее начало в психике – достаточно мощный отрицательный стимул, который сложно игнорировать, требующий принятия срочных мер для скорейшего прекращения этого самого беспокойства. Вероятно, когда-то было важной частью автоматической системы самосохранения, чем-то вроде рефлекторного ответа психики на угрозу жизни, поскольку, кажется, как-то связано с субъективно крайне неприятным чувством разделенности.

Если так, этимология могла бы быть, например, такой: организм, «воспринимающий» себя, как единое целое, должен бы всячески избегать ситуаций, в которых видит себя отдельно от одной из своих частей – оторванная конечность, или, там, перекушенное пополам туловище явно же не повышают шансы на выживание. Легко представить, что отбором будет закрепляться эффективный механизм отрицательной обратной связи, «наказывающий» мозг через электрохимию – даже в случае простой угрозы подобной ситуации, для чего и болевой центр сложился. То есть логика команд такая: фрагментизации целого – избегай, распавшееся на части ощущай, как нарушенное, т.е. нечто плохое и нежелательное, и испытывай боль, чтобы в будущем избегать. Очень полезная, очень древняя и полностью автоматическая система (или подсистема), встроенная в мозг «для выживания».

Возможно, на том же фундаменте у нас в детстве – самом даже неосознанном – повышенная индоктринация: автоматически и некритично воспринять господствующие в твоей группе стили, коды поведения и вообще систему взглядов, да язык тот же, как частный случай – не отломиться от целого. Даже еще до всякого опыта жизни белой вороной, и до возможных прогнозов на этот счет. Чуть позже быть как все, со всеми – комфортно, отличаться – физически неприятно. У каждого – надежный механизм ощущения «текущего гештальта», и стремление из него не выделяться: слово «отщепенец» безошибочно узнается, как негативная характеристика. Сюда же – мода, т.н. «Дух Времени» и проч. Что важно – сама механика реакций на цельность/раздробленность должна возникнуть задолго до социальных животных и даже вообще появления ЦНС. Безусловный рефлекс.

Болезненное отношение к хаосу, дисгармонии, несвязности. Рефлекторный же позыв нарушенную гармонию срочно восстановить (примирить, например, ссорящихся, особенно – пару (бывшее целое)). Сложить, построить, починить – приятней, чем сломать или разобрать. Везде целое – хорошо, а разъединенное – плохо. До курьезов: сообщение «найден расчлененный труп» явно же вызовет более острую реакцию у публики, чем просто «найден труп». Хотя, казалось бы, труп – он и сеть труп, бесповоротно мертвое тело. С чего бы еще и на его расчлененность как-то особо реагировать? А вот поди ж ты, – первый вариант более рейтинговый, и в детективе тревожней смотрится, и надежней эмоциональный ответ провоцирует.

Тот же, вероятно, древний механизм используют и всякие паразиты сознания: разного рода сектантство, оппозиция генеральной линии, инакомыслие и вообще альтернативные модели поведения или социального/политического/мировоззренческого устройства – изначально ощущаются, как болезненное нарушение привычной цельности, а уже на инстинктивный сигнал опасности накладывается паразитическая команда атаковать, не жалея ни своих, ни чужих. Тут уж естественный отбор и конкуренция среди информационных протоорганизмов с использованием носителей.

Тезис и антитезис никак спокойно не воспринимаются – непременно нужен синтез, для душевного/интеллектуального комфорта. Ну и т.д.

На уровне т.н. «индивида» картина та же. Для тела вся эта древняя механика адаптивного значения не утратила и в целом работает эффективно – помогает, то есть, избегать деконструкции. Но вот, будучи перенесенной в сознание… Тут возможны варианты.

Самое подлое извращение биологии – т.н. «желание». Делай раз – имеем образ себя, обладающего какой-то вещью, контролирующего некую ситуацию и вообще – получающего удовольствие. Делай два – замечаем разрыв между образом себя сейчас, и того, в будущем. Все, рефлекс включился: страшное, болезненное ощущение неполноты, нехватки, «что-то не так». И беспокойство гонит вперед, хоть по головам, любой ценой, так, как будто действительно есть реальная угроза жизни. А то, что при этом себя приходится еще и сдерживать, учитывать интересы окружающих и те же правила приличия, только добавляет напряжения. И «хочется», в общем, даже уже не самого предмета, а просто ощутить, наконец, покой – а он никак невозможен, пока оба образа себя не сольются опять в один.

Главное, осознать абсолютную механистичность таких «собственных устремлений» нет почти никакой возможности. В норме же степень интенсивности все-таки не та, чтобы появилась потребность разобраться, и в психике одновременно присутствует множество прочих процессов, наконец, «это же я замечаю желание, оно же в моем уме, следовательно, оно мое» – анализировать незачем, игнорировать нет оснований. Еще и вектор, по определению, направлен «наружу», в фокусе внимания именно объект, а хочется-то разного и из многих областей сразу – и пирожок с капустой, и гармонии в личной жизни, и работу сменить, и чтоб дрель за стеной стихла – плюс мысленная активность, сопровождающая каждое из желаний. Как, спрашивается, в такой ситуации можно обнаружить, что в основе всей этой пестроты лежит одна и та же пошлая автоматика?!

[Кстати. Забавно вот что: похоже, что один и тот же слепой инстинкт, гонящий к максимальной цельности везде, где замечена «разорванность», приводит и ко всем знакомой «погоне за счастьем» (которая только усиливает иллюзорную, но болезненно переживаемую отдельность от всего прочего мира), и к т.н. «духовному поиску» – стремлению растворить себя в Абсолюте.]

И это только кажется, что дело в самом предмете. По биохимии тут вовсе не охота (увидел, мобилизовался, если не догнал ­– переключился без самонаказания). Желание, то есть импульс, субъективно воспринимаемый как желание – именно тот, самосохранительный и древний, как первые черви, – всеми силами избегать разделения системы как целого на фрагменты, с депрессией и прямо смертной тоской/беспокойством в случае неодолимых препятствий. Какой-нибудь там гипоталамус разницы ведь не видит между телом и образом тела: разделение есть разделение, прямая угроза цельности, и для него это просто более или менее «комфортные» блоки импульсов. Скорее уж, это сам полезный для жизни охотничий инстинкт «нарос» когда-то на этом основании.

Но. В случае удачной охоты организм получает положительное подкрепление – эндоморфинчику там, сытость, опять же, сама по себе награда. А реализованное желание – это просто отмена негативного подкрепления; временное прекращение беспокойства, отключение сирены и сигнальных огней опасности. Ум же пребывает в легком недоумении: столько было обещаний и суеты, а радости особой ни от этой игрушки, ни от этого человека как бы и нет. Эффект Нового года. Да и достигнутый в итоге покой никогда не бывает настолько полным, чтобы на нем остановиться: всегда есть другие фантазии о себе, любая из которых легко становится новым желанием, и вот уж оно-то точно принесет настоящий кайф…

Короче, хотеть для себя, любимого, чего-нибудь полезного или приятного ­– это одно, а испытывать беспокойство, что что-то не так с текущей ситуацией и с этим срочно нужно что-то делать­ – совсем другое. «Что-то не так» – это нарушена цельность, и вместо приятной и успокоительной гармонии ум, корчась, мучается от мнимой разорванности.

И это противоречие и дискомфорт, пусть и почти всегда неосознаваемый, сопровождает нас всю сознательную жизнь – как томительное чувство неудовлетворенности, беспокойство или разочарованность – у кого как. Фоновый такой стрессок, попыткой убежать от которого часто и служат все эти многочисленнее желания, еще и раздуваемые целыми индустриями. Просто потому, что в самом фундаменте личности лежит этот базовый разрыв на «себя» и «все остальное». Хорошо было червякам, они себя как личность не осознавали, и к изображению «внешних» предметов, находящемуся в той же голове, не стремились. А у нас механизмы те же, но плюс самосознание. Когда «я» выделен из целого мира – шансов вернуться к подлинному чувству безопасности и целостности нет по определению. Либо всякие эрзацы, временное забытье и попытки отвлечься – либо, уж извините, полный отказ от эго.

Буддхам шаранам гаччхами.

Два еще момента.

Негласный общественный договор прямо заставляет постоянно чего-нибудь хотеть. Если все разом перестанут стремиться к модным туфлям, новой машине или просторному дому – рухнет экономика и весь привычный мир. То есть хотеть у нас – почетно и правильно, и тот же инстинкт «не ссать против ветра» надежно удерживает редких потенциальных отщепенцев от прекращения гонки.

Если разобраться, любое желание само по себе – неприятно, как и все, что живому существу опасно или вредно, тут уж эволюция позаботилась. Удовольствие-то наступает – именно после удовлетворения желания, когда покой и ничего больше не хочется. И вот чтобы это удовольствие испытать, бедные мы снова и снова себе сначала сочиняем причину тревоги и беспокойства, огромными усилиями добиваемся ее устранения и только потом (и вследствие!) некоторое время счастливы. Когда не нужно отдельно выделять что-то «вне себя» и к этому стремиться, ум пребывает в относительной цельности, отсюда и покой и ощущение внутреннего комфорта. И вот вместо того, чтобы эту цельность развивать и усиливать, мы от нее сами же постоянно убегаем в чувство нехватки и прочую расчлененку. Даже не столько убегаем – куда ты убежишь от того, что всегда при тебе?! – просто как-то умудряемся собственное счастье не замечать. Ну не странно ли? 

к Богу в рай

…тут ведь вот какая штука, если подумать. Человек же, не исключая и этого «меня», – он ведь является частью всей реальности, происходит из этой реальности и, на самом деле, ни на одно мгновение не может оказаться ВНЕ этой самой реальности. То есть он был, есть, и продолжает быть постоянно в нее включенным ­– хотя бы потому, что физически на 100% из нее состоит и на 100% же от нее физически зависит. Все же это знают.

Когда не было еще это конкретного индивида, все составляющие его в данный момент элементы уже присутствовали. Потом по ряду причин сложились в данную форму, некоторое время ее «наполняли», постоянно циркулируя (одни уходили, заменялись другими и т.д.) – обеспечивали, то есть, само существование этого организма. Умер человек, распалась его форма. Сама же составлявшая его материя никуда при этом из Природы не делась! Она в нее даже не «вернулась», просто потому, что и не покидала. Ведь и в составе тела, все эти молекулы и атомы спокойно себе продолжают в этой реальности пребывать.

Вопрос вот в чем: если, строго говоря, этот «я» – просто временное проявление всей прочей окружающей меня действительности – какие у меня основания считать, что я этой действительностью  управляю?

Понятно, ПОЧЕМУ я склонен видеть ситуацию именно так. Другое дело, насколько это мое представление соответствует истине.

Вопрос, мне кажется, далеко не праздный, учитывая последствия, которые время от времени приходится огребать, если исходишь из привычного понимания, и общий фон психики, создаваемый такой установкой (привычный фон, да; потому что сопровождает всю жизнь, и про альтернативу ничего не слышал).

( Короче, надо бы с этим вопросом однажды разобраться. )

Юношам, решающим, делать бы вечную жизнь с кого

можно было бы посоветовать повставать, в порядке умственной гимнастики, на каждую по очереди из существующих позиций. И посмотреть при этом, как с каждой (насколько она известна) – выглядит весь остальной мир. Нет ли выпирающих каких углов, не приходится ли что-то напрочь забывать, чтобы не страдала временно принятая позиция, ну и т.д.

Теоретически. Если среди многих разных систем (взглядов на реальность) окажется такая, которая не потребует игнорировать конкурентные, и в которую большинство из доступных фактов непротиворечиво укладываются – ту и можно будет считать максимально приближенной к истинному положению вещей. И уже из этой картины мира можно будет в своих действиях исходить, не опасаясь слишком сильно обосраться.

Ведь по логике, с точки зрения Абсолюта (если мы ищем именно Абсолют), – при всех очевидных различиях и одновременно с ними, – все должны быть равны и должны органично в нем сочетаться, как неотличимые от него самого по своей глубинной сущности. То есть если это Оно, Оно должно быть видно в основании всего вообще. Ну, по определению так выходит. Иначе это получается уже не Абсолют, а какая-то его региональная версия.

Живешь себе спокойно как материалист и оголтелый атеист, – так обязательно какой-нибудь Эдгар Кейси вдруг вылезет, или левитирующий святой, или 40 тыс. бодхисатв. В Ньютоновской Вселенной их пристроить некуда; приходится отрицать, раз объяснить невозможно, – а это и ненаучно, и неспортивно.

Начинаешь все видеть через Божий промысел и признавать возможность чудес – приходится самоочевидный эволюционный закон похерить, заодно со всей палеонтологией и радиоуглеродной датировкой. И тут уже Оккам бунтует. Не говоря уж о том, что принятие базовых убеждений по семейным обстоятельствам или месту прописки – большая пошлость, а на каком еще основании выбирать из имеющихся конфессий – неясно.

Или все же выбрал. Причащаешься Святых Даров. Сидишь в «лотосе» и всем сердцем веришь всему, что успели про Сиддхартху Гаутаму за последние века насочинять. Или думаешь, что Брахман – это такое существо, которым временно Атман становится (тоже, выходит, ­- отдельное существо). Или регулярно видишь танцующего Кришну. Или Патанджали зубришь. Ну и так далее, неважно что – главное, что всегда остаётся другая часть ума, которой все это время - точно знаешь, что есть и другой, «нормальный мир» (что бы это для тебя лично ни значило). И этот нормальный мир по-любому более реальный, чем весь твой искренний поиск.

Хотя бы потому, что ты во все остальное время по этому миру ходишь, его ощущаешь, и он так или иначе с тобой как-то обращается. И в нем еще существует по отдельности всё остальное «духовное», что на данный момент «не твое», но при этом – для изрядной части прочего человечества – предельная Истина и смысл всей их жизни. И тебе про этот весь прочий мир все время приходится как-то забывать, чтобы не смущало.

И если быть с собой максимально честным – такое положение вещей вызывает некоторое смутное беспокойство.

Есть некоторый шанс, – при условии, что должной интенсивности достигнет скользкое ощущение неопределенности – случайно обнаружить некое общее пространство за всеми этими мысленными конструкциями. И тогда в нем, наверное, стоит некоторое время побыть. Некоторые утверждают, что это будет незабываемым переживанием. Или, что в этот момент можно вспомнить что-то такое, что объяснит всё вообще и все вообще вопросы снимутся. Но, поскольку ими же признается, что словами это никоим образом не может быть описано – заранее узнать, как там и что, не представляется возможным.

Хо!

Наблюл тут как-то за собой

Вот есть такой метод исторического исследования. Если нужно точно установить детали, обстоятельства и относительный масштаб какого-либо события из тех, когда письменность уже была – сравнивают между собой максимально доступное число оставленных современниками свидетельств. Желательно, разных по происхождению. Как-то так и называется, типа сравнительного источниковедения.

Может, метод реконструкции и не предельно точный, но единственный корректный. А то в одной летописи: «мы всех победили, и взяли пленными 100 тыс. и еще дани три вагона», в другой: «нет, это мы победили, а пленных не было, дани же собрали зерном возов тридесят». А проезжавший в то же время по данной местности какой-нибудь арабский путешественник о том же событии скупо пишет: «своими глазами видел, как двадцать – с одним князем и тридцать – с другим жестоко рубились, а потом оставшиеся перепились, побратались, выживших рабов поровну поделили а проигравшая сторона выплатила контрибуцию в 10 чернобурок и три мешка овса».

Эти все записи ищутся, систематизируются и изучаются. Делаются все скидки на личную заинтересованность авторов и были/не были где-то в других их трудах  замечены неаккуратность счета или склонность драматизировать события.  Ну, и что-то среднее берется, как примерное описание реального происшествия. Схема такая.

А поскольку историки же без дела не сидят – архивы там, раскопки, новые переводы/публикации – со временем может еще одна хроника найтись или расшифроваться. И бывает, что она, например, картину битвы неожиданно корректирует, прямо или косвенно (например, о самом событии молчит, зато подтверждает считавшийся ранее малодостоверным источник, или заставляет сомневаться в другом, до того момента бесспорном). То есть как-то новая информация может сказаться на общем массиве данных по теме. Как результат – возникает иногда необходимость принятую трактовку или детали исторического события поменять в сторону более точных.

Ну, казалось бы, делов-то.  Ан нет: вспыхивают иногда по такому вот поводу ожесточенные дискуссии, ломаются копья, историк идет на историка буквально войной – вплоть до перехода на личности и реальных взаимных обид. Хотя речь-то не о смене парадигмы; подумаешь, датировку пересмотреть или число участников какой-то полтыщи лет назад случившейся заварухи.

То есть присутствует в человеке такая вот забавная особенность. Чего-нибудь с некоторым трудом установили, что нас даже напрямую и не касалось никогда, потом знаем это как факт всего-то лет 20-30, и после этого прямо как родную хату готовы отстаивать, даже вопреки неопровержимым новым данным.

Тот же метод – та же херня (отчего все эти историки и вспомнились).

Поначалу проблем не предвидится. С собой проще договориться, и в самом подходе уверен, как в защищенном от ошибок; главное, все тут же можно на месте проверять. Да там делать нечего, дольше описывать: если нет надежных оснований на 100% верить ни одному автору, берешь их кучей и сравниваешь – ищешь совпадения и проверяешь еще при этом, не слишком ли итог противоречит точно известным фактам. Ну, и если показалось, что понял, о чем речь – проверяешь на предмет «работает/не работает». Не работает – значит либо не все понял, либо понял не так, либо вообще была бессмыслица. Работает, как и обещалось, и может быть как-то объяснено в общей схеме ­– временно принимаешь за действительный факт, пока чем-нибудь не опровергнется. Где-то так. Логично, пошагово, сомневаться не приходится – если уж к чему пришел, так пришел. Опять же, поддержка авторитетов.

И вот, когда на основании таких условно принятых фактов начинает вырисовываться какая-то более-менее связная «картина мира» – в ней может не оказаться места каким-то привычным знаниям.  А в этом случае, как оказалось, приходится преодолевать изрядное внутреннее сопротивление. Хотя тут-то не с молодым выскочкой из враждебного лагеря предстоит согласиться. Вроде, сам же себя и подправил; моя картина, хочу – так ее вижу, захочу – перерисую по другому… Но буксуешь все равно. На ровном месте причем.

Похоже даже, что дело тут не столько в степени фундаментальности того или иного привычного знания, которое постепенно стало более полной картине противоречить. И даже не в том, касается ли оно лично меня или так, о частных приложениях «законов мироздания». Кажется, что уму пофиг вообще, какое знание защищать. Главное, сам факт защиты своего. И та же история учит, что и прежде всегда и всеми болезненно воспринимался не сам факт смены одного «знания» на другое, а то, что эта смена происходит именно во время вот этой моей жизни. Тогда да. Защищали вплоть до братоубийства по всяким мелким поводам. Похоже, привычность знания тут имеет решающее значение.

И когда твой же собственный ум (которого, на самом деле, и нет вообще) начинает юлить и ищет лазейки, чтобы очевидного не признавать, и норовит по-прежнему видеть две картины попеременно – как раньше для него было, и как, судя по всему, есть на самом деле, – то есть как бы забывает новый факт или навык (отчего только ему же самому и хуже), и сам себе продолжает казаться по-прежнему существующим… Это довольно странно. И масса дополнительного времени (хотя на самом деле никакого времени также нет) уходит на то, чтобы опять его одними и теми же фактами загружать и убеждать всякий раз заново. Короче, тащить к тем же выводам, к которым он, вроде бы, вот только вчера нехотя все же пришел. Непродуктивно.

Лучше было бы заранее часть этого времени потратить на воспитание соответствующей установки, для чего приходится самому себе, опять таки, напоминать некоторые вещи (только это, в идеале, должно бы быть одноразовым мероприятием).  А именно. Знали раньше люди абсолютно точно целую кучу вещей о самых разных сторонах бытия: что Ра в ладье по небу ездит, что мошки родятся из ила, а чума передается в общественных банях – и поэтому лучше пореже мыться, что аорта проводит воздух, а мозг – такая железа для выработки слизи, что лед на реке не тонет, потому что всей плоскостью лежит, а так-то он тяжелее воды… Ну, полно таких курьезов, и уму их нравится вспоминать. Пусть забавляется. Потом останется только осознать, что никак последующая отмена этих и других постулатов на самих людях непосредственно не сказалась, разве что жить комфортнее стали и медицина поэффективнее заработала. Ничего страшного не случилось.

В общем, в таких случаях приходится дополнительно помнить, что на меня-то самого то или иное знание или его отмена НИКОИМ ОБРАЗОМ НЕ ВЛИЯЕТ.

По простому – а вот не надо отождествляться с тем, что «знаешь», и не придется потом за это держаться и делить внимание между двумя противоречащими друг другу картами, и внутри одной и той же головы борьбу одних предрассудков с другими сначала устраивать, а потом еще и наблюдать.

Уф! Сказал, как сумел.  

По поводу невыразимости

Не то, чтобы об этом вообще нельзя было никак сказать. Наоборот: говорили и говорят так много и по-разному, что в первом приближении даже кажется, что все эти высказывания – о совершенно разных вещах. При этом каждое – и точное, и верное, и направляет, куда надо. Даже не углубляясь во что-то одно, просто из общего культурного контекста, любой навскидку сможет припомнить десятка два из таких попыток выразить невыразимое. И в широком диапазоне по форме, от предельно лаконичных, в одну фразу, – до таких уж кучеряво сформулированных, по сравнению с которыми Ли Хин тихо курит в сторонке, со всем своим детским лепетом. А некоторые просто палец поднимали, или начинали смеяться, – и тоже до некоторых доходило.

Правда, всегда есть иллюзия, что вот-вот родится окончательная, максимально верная фраза или образ, такая, что б даже самому было понятно. Хотя о невозможности полностью адекватного описания тоже довольно много говорилось.

Фишка в том, что как ни скажи – все сказанное в принципе не может заявленную тему как-то закрыть, или исчерпать, или полностью выразить. И, соответственно, понять тут ничего невозможно: любое понимание держится на словах и образах, а речь-то как раз идет об ИСТОЧНИКЕ слов и образов – этих и всех вообще возможных. То есть само описываемое явление – большего порядка, чем средство для его описания/понимания.

Максимум, на что можно рассчитывать – найти среди множества известных, или самому для себя сочинить такую последовательность слов, которая как можно меньше привлекала бы внимание к форме выражения и не тащила бы за собой груду ассоциаций. Т.е. такую, которая без всех этих побочных эффектов – как можно эффективнее направляла бы внимание в сторону того, на что тщится указать.

Ну, или нужно так однажды объесться словами, указывающими на другие слова, чтобы в конце концов махнуть рукой на все попытки, плюнуть на все накопившиеся в голове метафоры и символы и, наконец, расслабиться в том, к чему пытался этим кружным путем подобраться.

Потому что – при всей трансцендентальности, неисчерпаемости, невыразимости и пр. – эта такая простая штука, которая и не нуждается ни в словах, ни в нахождении «путей» к ней.

Просто потому, что на самом деле – никому никогда и никак совершенно невозможно без нее остаться.

Автодиагностика

Все эти попытки к тексту, ясное дело, сами по себе ничего не значат. За вычетом аффтарской графомании – просто записи остаточного мерцания, наведенного несколькими свежепрочитанными книгами.

Зато само это остаточное мерцание, если его время от времени возобновлять и поддерживать, создает (как выяснилось) некоторый противовес моему привычному повседневному безумию. И для возобновления и поддержания этого мерцания старые записи еще некоторое время продолжают работать.

Атвичаю. При помощи тех же образов, которые обычно держат внимание прикованным к уму, можно все-таки за пределы этого ума выйти.

Если основной и единственный смысл часто произносимых слов – призыв от самих этих слов отказаться и заметить (признать) существование пространства, в котором они происходят – иногда об этой возможности все-таки вспоминаешь.

Частный случай такого освобождения.

Постоянно, при любой подходящей возможности, напоминаешь себе о том, что не являешься автономным существом и самостоятельным «делателем». Т.е. на основе того немногого, в чем точно уверен и что точно знаешь, заставляешь ум вспомнить, насколько на самом деле НЕ являешься независимым от всего остального. Это как-то… Успокаивает, что ли…

При условии регулярной практики можно постепенно размыть автоматическую склонность ума при каждом совершаемом действии тут же устремляться в давно проложенную колею. Иначе приходится раз за разом видеть то, что мозг и органы чувств подают в качестве «бесспорной реальности» – субъекта посреди враждебных к нему внешних объектов. А это жопа. В которой и так уже всю жизнь провел.

Тут недавно понял. По поводу предлагаемых методов борьбы с гордыней.

Если ты постоянно усмиряешь плоть (ни в чем, собственно, невиноватую), в специальные дни жертвуешь для Бога своими желаниями и удовольствиями, и даже искренне признаешь свое ничтожество перед Его лицом – остается все же тот, который усмиряет, жертвует и признает. То есть продолжаешь быть уверенным, что это именно ты все эти усмиряющие мероприятия производишь, и они должны в какой-то мере тебя к Богу приближать. Нет ли тут логической недоработочки?

Другими словами, можешь ли ты считать ся по-настоящему искренним, утверждая, что «все содержится в сознании Будды», «на все Твоя воля», «иншалла» и «ахам Брахмасми» – и при этом присваивать себе вообще какие-либо действия или мысли во славу Творца? Главное, как такой человек может рассчитывать пережить этого везде сущего Брахмана, если явно видит себя от этой всеобщей сущности отделенным?

Ну, это так. Может, не догоняю чего. Наверное, в священных текстах этот момент как-то специально прояснен. Извините, если что.

Все песни - о тебе, Москва (много слов)

Известно почти бесконечно много способов выражения истины, и все же сама истина при этом остается невыразимой. Просто потому, что она никак не сводится к словам и образам – они лишь могут более или менее успешно на нее указать. Все же некоторые из способов оказываются эффективнее других, и на время широко распространяются в виде религий и популярных практик ­– до тех пор, пока сохраняется тот тип реципиента, для которого когда-то имели значение конкретные формулировки и примеры. И тогда, действительно, достаточно половины стихотворной строфы, или одной случайно услышанной фразы, или даже одного взгляда или правильного жеста, чтобы человек мог обнаружить свободу – бесконечную, не зависящую ни от каких «внешних» условий, и, главное, вечно присутствующую прямо сейчас и здесь, как его собственная внутренняя природа.

Если читать внимательно, и сравнивать разные способы изложения, можно – даже сквозь безграмотные переводы, ошибки бестолковых переписчиков и ставший архаичным строй языка и образной системы – увидеть, что же, собственно, там имелось в виду. <Есть небольшая проблема: само слово «истина» слегка утратило первоначальное простое и ясное значение; теперь это что-то такое, с надутыми щеками, пафосное и ложно-заумное, тянущее за собой огромный ком ассоциаций и позднейших наслоений, совсем тут ненужный. Менее суггестивным было бы что-то вроде «истинное положение вещей» или «то, как оно есть на самом деле» ­– одним словом, «таковость» или «татха(га)та», т.е. констатация очевидного.>

( Вариант (очередной). )

(no subject)

Ночь. Звонко журчит
в моей подворотне

поздний прохожий